"Ох, какой же я дурак! Ну и дурак! Надо было соображать сразу!
Эти чудовища жили здесь парой. Это его самка — а может, и самец! И теперь он улегся рядом со мною!"
Несколько минут Юстас не смел пошевельнуться; вдобавок он увидел два столба дыма, поднимавшиеся вверх прямо перед глазами. В лунном свете дым казался совсем черным, точно таким же, какой поднимался из ноздрей умирающего дракона. Это зрелище так напугало Юстаса, что он не мог даже дохнуть. Два дыма пропали. Долго не дышать он не мог и украдкой выдохнул — сразу же вверх взвились два столба дыма. Но даже после этого он не понял истинного положения вещей.
Наконец он решил, что ему остается единственное: осторожно и как можно незаметнее отползти в сторону, к левому краю, а потом также ползком выбраться из пещеры. Может быть, эта тварь сейчас спит, а если и не спит, все равно это его единственный шанс. Но, разумеется, прежде чем продвинуться к стене, он скосил глаза в ту сторону. О ужас! Еще одна чудовищная когтистая лапа.
Думаю, никто не станет упрекать Юстаса за то, что в этот миг он заплакал. Его поразило, какие огромные слезы начали капать вниз, на сокровища. К тому же они показались ему слишком горячими. От них так и валил пар.
Но плакать было бесполезно. Во что бы то ни стало Юстас решил выбираться наружу, даже если придется проползти между двумя драконами. И он начал тихонько вытягивать вперед правую руку. И передняя когтистая драконья лапа с правой стороны проделала то же движение! Тогда он попытался шевельнуть левой рукой. И с этой стороны конечность дракона тоже зашевелилась.
Два дракона, зажавшие его с двух сторон, как бы дразнили его, повторяя каждое его движение! Это было уж слишком! Его нервы не выдержали, и, не обращая внимания на драконов, он стрелой рванулся к выходу.
Тут все сразу застучало: звенело золото, скрежетали ломающиеся камни. Он решил, что драконы кинулись за ним вдогонку, но оглянуться назад не было ни времени, ни сил. Сломя голову летел он к озерку. Скорченная фигура мертвого дракона при лунном свете выглядела так жутко, что в другое время испугала бы Юстаса до полусмерти. Но теперь он даже не взглянул на нее. Единственным желанием было поскорее нырнуть в воду.
Но здесь у озера и случилось самое страшное. Во-первых, как гром поразило его открытие, что он бежал на четвереньках, хотя никак не мог понять, почему. А во-вторых ... Нагнувшись над водой, он сразу отпрянул назад — прямо из глубины озера на него уставился еще один дракон. Только тогда он понял все: драконья морда в воде была его собственным отражением. Не могло быть никаких сомнений: отражение двигалось, чуть только двигался он сам; оно открывало и закрывало рот, когда он открывал и закрывал свой.
Он превратился в дракона, пока спал!
Заснув на драконовых сокровищах с алчными, драконьими мыслями, он сам стал драконом.
Это объясняло все. Значит, не было с ним в пещере двух драконов. Был лишь один дракон — он сам. Когтистые лапы справа и слева были его собственная правая и левая передние лапы. Два столба дыма поднимались вверх из его собственных ноздрей. Что же касается боли в левой руке (точнее, в том, что некогда было левой рукой), то, скосив левый глаз, он теперь увидел ее причину. Браслет, который так свободно продвинулся выше локтя на мальчишеской руке, оказался слишком мал для толстой, как пень, передней драконьей лапы. Он так глубоко врезался в чешуйчатую плоть, что по обе стороны от него вздулись пульсирующие горбы. Долго он пытался подцепить и разорвать браслет своими драконьими зубами, но ничего из этих попыток не вышло.
Несмотря на боль и омерзение, Юстас почувствовал какое-то странное облегчение. Что бы там ни было, теперь уже бояться нечего. Это он теперь будет наводить ужас на всех, никто в мире — может быть, кроме рыцарей, да и то далеко не всех — не посмеет на него напасть. А сам он, стоит только захотеть, сможет запросто расправиться с кем угодно, даже с Каспианом и Эдмундом...
Подумав об этом, он вдруг понял, что ему совсем не хочется расправляться с ними. Ему хотелось лишь одного: быть им другом Ему хотелось снова быть среди людей, говорить, смеяться, обмениваться новостями, делиться всяким добром. А ведь он теперь был чудовищем, отверженным от всего человеческого племени. Тут-то и пришло к нему чувство тоскливого, жуткого, невыразимого одиночества. Он уже понял, что все, с кем он так враждовал, на самом деле никакие не злодеи. Впервые в голову закрался вопрос: а является ли он сам в действительности тем славным парнем, каким всегда себя считал... Ему захотелось поскорее услышать снова голоса своих спутников.
Теперь его бы осчастливило и одно доброе слово, даже от Рипишиппи.
Подумав об этом, бедный дракон, который совсем еще недавно был Юстасом, зарыдал во весь голос. Вряд ли кто в состоянии представить себе это зрелище: могучий дракон в пустынной долине при ярком лунном свете плачет навзрыд, а из глаз его капают в озерко огромные дымящиеся слезы...
Наконец он решил во что бы то ни стало отыскать дорогу назад, к берегу. Зная, что Каспиан ни за что не уплывет, пока не станет известна его, Юстаса, судьба, не бросит здесь одного, Юстас почувствовал надежду, что как-нибудь сумеет объяснить своим бывшим спутникам, кто он такой...
Он очень долго пил, а потом (я понимаю, что вы сейчас будете шокированы, но, надеюсь, подумав, поймете, что это был вполне естественный для дракона поступок) сожрал чуть ли не целиком мертвого дракона. Правда, когда он осознал, что делает, от туши осталась только половина. Как вы понимаете, сознание этого нового существа было сознанием Юстаса, но аппетит и пищеварение — драконьи. А надо заметить, что для драконов нет на свете ничего вкуснее драконьего мяса. По этой-то причине редко в какой стране водится больше одного дракона...