Хроники Нарнии Том 2 - Страница 28

Глаза Люси понемногу привыкли к странному освещению, и теперь она различала отдельные деревья, стоявшие поблизости. Ее с неудержимой силой потянуло в прошлое, когда нарнианские Деревья умели двигаться и говорить. Она смотрела на них и совершенно отчетливо видела, как выглядели бы эти деревья, если бы ей удалось их разбудить и они приняли бы свои человеческие обличья. Она явственно представляла их голоса.

Неподалеку от нее стояла серебряная береза. У нее должен быть тихий и нежный голос, подобный шелесту дождя. А выглядела бы она совсем молоденькой девушкой с личиком, почти скрытым в легких пушистых волосах, и была бы большой любительницей танцев. Потом она стала вглядываться в дуб. Этот был бы старичком, очень морщинистым, с густой курчавой бородой; лицо и ладони у него в бородавках, и волосы густо росли бы прямо из бородавок. Но это очень умный и добрый старичок, и сердце у него золотое. Потом Люси поглядела на буковое дерево, под которым стояла, и тихонько ахнула. Конечно, оно было бы лучше и красивее всех: Люси видела перед собой высокую и статную богиню с гладкой светящейся кожей, величавую властительницу лесного народа...

— Ах, Деревья, милые мои Деревья! — тихонько заговорила Люси (хотя за миг до этого совсем не собиралась говорить). — Ах, Деревья! Прошу вас, проснитесь! Проснитесь... проснитесь... проснитесь... Неужели вы все забыли? Неужели вы не помните меня'! Выходите, дриады и гамадриады! Идите ко мне, ко мне...

И хотя не было ни малейшего ветерка, вокруг пронесся легкий шорох, листья и ветви зашелестели. И ей показалось, что в этом шелесте слышатся какие-то тихие слова. Даже соловей замолчал, словно вслушиваясь в этот лепет. Люси вся напряглась. Она чувствовала, что вот-вот поймет, что хотят ей сказать деревья. Но это мгновение так и не наступило. Лепет и шелест звучали все тише, пока не замерли совсем. Соловей, как бы очнувшись, запел снова, а деревья даже в мерцающем лунном свете снова казались самыми обыкновенными.

Однако у Люси было такое чувство, будто она что-то упустила — вы знаете, как это бывает, когда пытаешься вспомнить какую-нибудь дату или название и не можешь. Что-то она сделала не так: то ли заговорила с деревьями на долю секунды раньше либо позже, чем следовало; то ли из всего, что она сказала, одно-единственное слово было неправильным, и его не следовало говорить, потому что оно все испортило; то ли, наоборот, все слова были правильные, но среди них не было одного, самого главного...

И от этих чувств, неясных, но захвативших все ее существо, Люси сразу очень устала. Она вернулась к лагерю, тихонько пристроилась между Сьюзен и Питером и уже через несколько минут крепко спала.

Наутро они проснулись озябшие и не очень-то веселые. В лесу царил серый полумрак (потому что солнце еще не встало), и везде было сыро и неуютно.

— Опять яблоки! Вот тоска! — уныло хмыкнул Трумпкин. — Должен заметить, что вы, древние короли и королевы, не очень-то закармливаете свою свиту!

Покончив с завтраком, они встали, отряхнулись и огляделись по сторонам. Деревья сгрудились в густую чащобу. Куда ни глянь, видно было всего лишь на несколько ярдов.

— Осмелюсь спросить, ваши величества хорошо знают дорогу?

— поинтересовался гном.

— Я — нет, — ответила Сьюзен. — В жизни никогда не видела таких лесов. Сказать по правде, я с самого начала считала, что нам лучше было бы идти вверх по Реке.

— Если так, то ты могла бы сказать об этом и пораньше — до того, как мы забрались сюда, — довольно резко заметил Питер (но, думаю, мы можем извинить его за это).

— Да не обращай ты на нее внимания, — сказал Эдмунд. — Глаза у нее вечно на мокром месте, и больше всего на свете она любит похныкать в подушку. Ведь компас у тебя в кармане, Питер? Значит, все в порядке, остальное — проще некуда. Все, что от нас требуется,

— идти отсюда прямо на северо-запад, пока не дойдем до этой речушки... Как она называлась? Быстрая?... Нет, Быстрица... Ну вот, перебраться через эту Быстрицу...

— Вспомнил, — обрадовался Питер. — Она впадает в Большую Реку чуть повыше Брода Беруны... или Берунского моста, как предпочитает называть его наш Д.М.Д.

— Правильно, — кивнул Эдмунд. — Переправимся через нее, потом через холмы вверх и выйдем как раз у Каменного Стола — то есть Кургана Аслана — где-то между восемью и девятью часами утра. Полагаю, у короля Каспиана найдется для нас приличный завтрак.

— Надеюсь, что ты не напутал, — сказала Сьюзен. — Я ничего подобного не помню.

— Вот это в девчонках хуже всего, — обратился Эдмунд к Питеру и гному. — Они просто не могут представить себе самой простенькой карты...

— Зато мы можем представить кое-что получше такой ерунды, — обиженно возразила Люси.

Поначалу они думали, что дела идут просто отлично. Им даже показалось, что они вышли на какую-то старую тропу. Но те из вас, кто хоть немного имел дело с лесом, конечно, понимают, что там все время наталкиваешься на такие мнимые тропы. Идешь по ней, идешь не менее пяти минут, а потом она исчезает. Некоторое время спустя вам кажется, что вы нашли ее (и вам приходится очень надеяться, что это та же самая тропа, а не какая-нибудь совсем другая), но и она тоже исчезает. И так продолжается очень долго. Лишь окончательно сбившись с нужного направления, вы начинаете догадываться, что ни одна из тропинок не была настоящей. Так было и с нашими путниками, но благодаря тому, что и мальчики, и гном знали кое-что о лесе, каждая из таких проплешин сбивала их с толку всего на несколько минут.

Они пробирались сквозь чащу примерно с полчаса (причем у Сьюзен и мальчиков все болело после вчерашней гребли), как вдруг Трумпкин зловеще прошипел: