Хроники Нарнии Том 2 - Страница 85

Остальные были готовы последовать примеру Юстаса и непременно сделали бы это, если бы Рипишиппи вдруг не закричал:

— Не рубите его! С ним не надо драться! Его надо спихнуть!

Это было такое неслыханное дело, чтобы Предводитель Мышей советовал не драться, что даже в тот ужасный миг все поразились и в недоумении уставились на него. А Рипишиппи вспрыгнул на фальшборт и, оказавшись прямо перед Змеем, уперся маленькой пушистой спинкой в его чудовищную спину, покрытую чешуей и слизью. Натужившись, он начал толкать Змея к корме, как будто всерьез верил, что может сдвинуть эту махину. Но люди моментально поняли, что от них требуется, и кинулись ему на помощь. А когда через минуту по левому борту снова вынырнула голова Змея, но уже затылком к кораблю, все поняли, в чем состоит опасность и что надо делать.

Чудовище хотело охватить “Утреннюю зарю” петлей своего тела и стягивать ее до тех пор, пока корабль не будет раздавлен и не превратится в крошево обломков, а потом вылавливать людей по одному из воды и пожирать их. Единственный их шанс на спасение состоял в том, чтобы не давать этой петле сомкнуться на корпусе и проталкивать тело Змея к корме, пока он не соскользнет с корабля. Или, если смотреть на это с несколько иной точки зрения, вытолкнуть корабль из петли вперед.

Один Рипишиппи, конечно, с таким же успехом мог бы попытаться поднять на себе кафедральный собор; но он пихал и толкал с таким отчаянным напряжением, что едва не убил себя, пока рядом не встали все сильные мужчины и не навалились на тело чудовища. Никто не отдавал команд, но весь экипаж разделился на две равные части и стал вдоль бортов корабля — весь, кроме Люси и Рипишиппи, потерявшего сознание. Каждый изо всех сил напирал на спину впереди стоящего, таким образом напор и вес всей шеренги приходился на последнего, который и толкал Змея с таким напряжением, что в любое мгновение мог проститься с жизнью. В течение нескольких мучительных секунд все эти усилия, казалось, гасли в глухой грома-де змеиного тела. Секунды казались бесконечными часами, трещали кости и суставы, пот заливал глаза, дыхание переходило в хрип и почти прерывалось.

И вдруг, спустя чуть ли не целую вечность, тело чудовища сдвинулось. Все увидели, что петля отстоит заметно дальше от мачты и ближе к корме, чем прежде. Но зато и сама петля стала заметно уже. Страшная опасность приблизилась вплотную. Успеют ли они столкнуть петлю за корму или она уже стянута так туго, что вот-вот раздавит корпус? Казалось, это случится через мгновение, всего какие-то дюймы отделяли чудовище от перил кормы. С дюжину матросов вспрыгнули на полуют — отсюда толкать было намного легче. Тело Змея опустилось уже так низко, что в него можно было упираться, стоя на палубе. Они могли еще успеть. Дело пошло веселее, надежда оживала в сердцах людей, удваивая их силы, но тут они вспомнили про загнутый вверх хвост дракона, который украшал корму “Утренней зари”. Пропихнуть живую петлю по этому хвосту было невозможно.

— Топор! — прохрипел Каспиан. — И толкайте сильнее!

Его услышала Люси, наблюдавшая за кормой и драконьим хвостом. К счастью, она хорошо знала, где что лежит. Нескольких секунд ей хватило, чтобы оказаться внизу, найти топор и стремительно взбежать вверх по лестнице. В тот самый момент, когда она бежала к корме, раздался оглушительный треск, как будто рухнуло огромное дерево. Корабль ошеломленно завертелся на месте, потом рванулся вперед и стремительно понесся по волнам. Трудно сказать, что случилось: то ли Змея толкнули особенно сильно, то ли, оказавшись слишком близко к корме, он сам сдуру решил захлестнуть петлю именно вокруг драконьего хвоста, но в результате резной золоченый хвост обломился у самого основания, и корабль вырвался на свободу.

Все выложились полностью и даже не смогли увидеть того, что видела Люси. В воде, всего в нескольких ярдах от кормы, петля из тела Змея стремительно стягивалась, становясь все уже и уже, пока Змей с плеском не исчез под водою. Люси потом рассказывала — хотя в тот момент она находилась в состоянии страшного возбуждения, и это вполне могло ей почудиться, — что с морды чудовища не сходило выражение идиотского самодовольства. Но, бесспорно, животное попалось действительно на редкость тупое, и вместо того, чтобы сразу пуститься вдогонку за кораблем, оно отвернулось от “Утренней зари” и принялось обнюхивать свое тело, явно в полной уверенности, что где-то возле него должны плавать обломки корабля. Один-то обломок Змей нашел — отломленный драконий хвост — и, не торопясь, занялся им.

Тем временем “Утренняя заря”, подгоняемая свежим ветерком, летела по волнам, и на ее палубе лежали и сидели люди. Сейчас они могли только прерывисто говорить, судорожно дышать да постанывать, и потребовалось немало времени, пока к ним вернулся дар речи и они смогли обсудить это приключение, а потом и посмеяться над ним. Когда же на палубу выкатили бочонок рома, все окончательно развеселились и принялись восхвалять отвагу Юстаса (хоть от нее и не было никакого толка) и, конечно, мудрость Рипишиппи.

Затем они плыли на восток еще три дня, не видя ничего, кроме моря и неба. На четвертый день ветер переменился и подул с севера, на море поднялись высокие волны, а после полудня ветер достиг почти ураганной силы. Но вскоре по левому борту они заметили какую-то землю.

— С вашего позволения, сир, — сказал Дриниан, — нам лучше пристать к берегу. Придется идти к нему на веслах, зато переждем в гавани, пока не кончится шторм.

Каспиан согласился, но им пришлось долго грести против ура-ганного ветра. До самого вечера они не могли подойти к земле и лишь при последних проблесках дневного света вошли в естественную гавань и бросили якорь. Но никто не стал сходить на берег. Утром путешественники увидели, что находятся в бухте с зелеными холмистыми берегами. Холмы были изрезаны оврагами и, становясь все выше, к центру острова переходили в скалы. Ветер дул с севера, как раз из-за скалистых вершин, и гнал по небу черные тучи. Путешественники спустили на воду лодку и погрузили в нее пустые бочки для воды.