Хроники Нарнии Том 2 - Страница 80

К оглавлению

80

— Осторожнее, Люси, — предупредил Эдмунд. — Это, конечно, умный дракон, но обычно все они очень коварные.

Люси, не обращая внимания на его слова, побежала вперед, а за ней вприпрыжку со всей скоростью, на какую способны были его маленькие ножки, помчался Рипишиппи и, конечно, мальчики и Дриниан.

Подбежав к дракону, Люси попросила:

— Покажи твою больную лапу. Может быть, я смогу ее вылечить.

И дракон-который-был-Юстасом послушно протянул ей лапу (вспомнив, как Люси вылечила его своим эликсиром от морской болезни, когда он еще не был драконом). Но тут обоих постигло разочарование. Волшебное снадобье уменьшило опухоль и смягчило боль, но бессильно было растворить золото.

Все столпились вокруг, настороженно наблюдая за ходом лечебной процедуры. Неожиданно Каспиан воскликнул:

— Смотрите!

И показал на браслет.


 Глава седьмая
КАК ЗАКОНЧИЛОСЬ ЭТО ПРИКЛЮЧЕНИЕ


— На что смотреть? — спросил Эдмунд.

— На герб, отчеканенный на золоте.

— Маленький молоточек, а над ним россыпь алмазных звезд? — удивился Дриниан. — Я где-то видел это раньше.

— Видел! — иронически повторил Каспиан. — Конечно же, вы видели! Ведь это герб одного из самых могущественных семейств Нарнии! Это браслет лорда Октесиана!

— Негодяй! — бросил Рипишиппи дракону. — Выходит, ты сожрал этого нарнианского лорда?

Дракон дико затряс головой.

— Постойте, — Люси не хотела ссор. — Может быть, это и есть сам лорд Октесиан, только превращенный в дракона? Заколдованный?

— Поищи объяснение попроще, — сказал Эдмунд. — Все драконы собирают золото, где бы оно им ни попалось. Но, по крайней мере, это надежное свидетельство, что лорд Октесиан не прошел на восток дальше этого острова.

— Вы — лорд Октесиан? — обратилась Люси к дракону.

Дракон печально покачал головой. Тогда она задала еще один вопрос.

— Тогда, может быть, вы кто-то другой? Я хочу сказать — вы человек, только заколдованный?

Дракон закивал, как сумасшедший.

И тогда кто-то спросил — потом долго спорили, кто именно — Люси или Эдмунд:

— А вы случайно не Юстас?

Юстас кивнул своей жуткой драконьей головой и шлепнул по воде хвостом, и все разом отпрянули назад, чтобы не попасть под град огромных и горячих, как кипяток, слез, хлынувших из глаз дракона. Кое-кто из моряков разразился при этом проклятиями и восклицаниями, которые я не могу здесь воспроизвести. 

Люси изо всех сил старалась его утешить; она даже решилась — на что ей понадобилась вся ее смелость — поцеловать его в чешуйчатую морду. Остальные смотрели на него, качали головами, говоря: “Вот так незадача!”. Кое-кто пылко заверял Юстаса, что, разумеется, они его не бросят. Другие говорили, что должен же быть какой-то способ расколдовать его, и они обязательно справятся с этим через денек-другой, так что он может не беспокоиться. А потом всем сразу захотелось узнать, как же это с ним случилось, но он ничего не мог им рассказать.

Он не раз пытался написать свою историю на песке, только у него ничего не получалось. Во-первых, Юстас, который до сих пор не прочел ни одной стоящей книжки, просто не представлял себе, как надо рассказывать истории. Во-вторых, ни мышцы, ни нервы драконьих лап не были пригодны для писания — они были созданы совсем для других целей. Поэтому Юстасу не удалось дописать до конца ни одной сколько-нибудь осмысленной фразы. Он пыхтел и старался, но либо начинался прилив и смывал все плоды его усилий, либо он сам их затаптывал или сметал хвостом все, что написал, кроме каких-то жалких обрывков. И вот что можно было прочесть:

Я ХОТЕЛ СПА... ЗАЛЕЗ В ГРО... В ДРАК... ЕРУ ПОТОМУ ЧТО ОН БЫЛ УЖЕ МЕРТВЫЙ... И БЫЛО ТАК МОК... ПРОСНУЛСЯ И УВИ... ОТДЕРНУЛ СВОЮ РУ... ИСПУГАЛ...

(Точками мы обозначили то, что было затоптано или смазано).

Одно было ясно — с тех пор, как Юстас стал драконом, характер его заметно улучшился. Он всячески старался помочь: облетел весь остров и объяснил, как мог, что вся местность гористая, что живут на острове только дикие козы да дикие свиньи. Он охотился на них, пополнил запасы провианта для дальнейшего плавания. Он укладывал животных на месте сильнейшим ударом хвоста — те и понять не успевали, что их убивают. Разумеется, что-то при этом он съедал сам, но в полном одиночестве: став драконом, он обожал сырое мясо, но, оставаясь Юстасом, страшно переживал, если кто-нибудь становился свидетелем столь омерзительной трапезы.

Однажды он прилетел медленно и тяжело, но очень торжественно и опустился в лагере с огромной сосной, которую отыскал и выдрал с корнями в какой-то уединенной долине. Из этой сосны вышла отличная мачта, лучше прежней.

Вечерами, если было сыро (а это случалось нередко, потому что шли дожди), он помогал друзьям устраиваться поуютнее: они садились спиной к его горячим бокам, быстро отогревались и обсыхали, потом уступали свое место другим. А чтобы поджечь отсыревшие дрова, ему нужно было лишь один раз дохнуть на них. Порою он усаживал какую-нибудь компанию себе на спину, поднимался с нею в воздух и кружил высоко над островом, так что они видели внизу зеленые склоны, скалистые гребни, глубокие долины. Один раз он залетел далеко к востоку над открытым морем, и сверху они увидели у самого горизонта какое-то темно-синее пятнышко, которое могло быть другим островом.

Единственное, что удерживало в эти дни Юстаса от полного отчаяния, — совершенно новое для него наслаждение любить и быть любимым другими. Потому что стать драконом — очень страшно. Его пробирала дрожь всякий раз, когда, пролетая над каким-нибудь горным озером, он случайно ловил в нем свое отражение. Он ненавидел до тошноты собственные крылья, огромные и перепончатые, как у летучей мыши, гребень на спине, похожий на зубчатую пилу, жуткие кривые когти, чешуйчатую кожу. Он боялся оставаться один во власти этого кошмара, но и быть с другими ему было невыносимо стыдно.

80