— Хватит с меня твоей тарабарщины! То ли дело мышь — говорит так, что послушать — одно удовольствие. А этот тип несет всякую чушь, даже уши вянут. Идем отсюда, парни, пока он совсем нас не заморочил!
Четырех пленников связали вместе одной веревкой, стараясь не причинить им боли, но так основательно, что распутать узлы было невозможно. После этого, угрожая побоями, их заставили идти к берегу. Рипишиппи понесли на руках. Он перестал кусаться, когда ему пригрозили надеть намордник, зато говорить не переставал ни на миг. Наконец даже Люси стало интересно, как можно спокойно выслушивать все, что Рипишиппи говорил работорговцу, и не лопнуть от злости. Но тот и не думал возмущаться, наоборот, даже поощрял его:
— А ну, давай, шпарь дальше!
Стоило Рипишиппи умолкнуть на миг, чтоб перевести дыхание, как он восхищенно восклицал:
— Это же просто чудо! Настоящее представление, и никакого цирка не надо!
Или:
— Провалиться мне на месте! Вот так послушаешь-послушаешь, да и подумаешь, что эта мышь понимает все, что говорит!
Или:
— Скажите, это вы сами ее так выдрессировали?
Последнее замечание привело Рипишиппи в такое бешенство, что ему захотелось в ответ наговорить еще много разных слов, разумеется, весьма нелестных для работорговца; но, затрудняясь в выборе — какое сказать первым — он задумался и наконец замолчал.
Спустившись вниз, к берегу, обращенному к Доурну, они увидели маленькую деревушку, у самого берега — баркас, а в море, чуть поодаль, корабль, на вид ужасающе грязный и потрепанный.
— Ну, малышня, — предостерег работорговец, — не вздумайте устроить какую-нибудь кутерьму. Ведите себя тихо — и не придется плакать. А ну, все живо в лодку!
В этот момент бородатый мужчина очень приятной наружности вышел из какого-то дома, похоже, из трактира, поглядел на пленников и сказал:
— Снова со своим обычным товаром, Пуг?
Работорговец, которого, оказывается, звали Пугом, низко поклонился и ответил приторно сладким, льстивым голосом:
— Да так уж получилось, с позволения вашей светлости.
Неизвестный оглядел их очень внимательно еще раз, а потом спросил, показав на Каспиана:
— Сколько возьмешь за этого мальчика?
— Ах, я вижу, ваша светлость умеет-таки выбрать самое лучшее. Глаз у вас наметанный, дешевкой вас не обманешь. А мне-то пришло в голову оставить этого мальчика для себя, чтобы любить его и лелеять. С моим нежным сердцем просто вредно заниматься таким ремеслом. Но ради такого покупателя, как ваша светлость...
— Называй побыстрее свою цену, стервятник, — сурово прервал его вельможа (а это был действительно вельможа). — Или ты считаешь, что мне нравится твоя болтовня насчет нежного сердца? Я-то хорошо знаю, как ты преуспел в своем гнусном ремесле.
— Триста полумесяцев, и то лишь из уважения к вашей светлости, — тараторил Пуг. — С любого другого покупателя...
— Сто и еще пять впридачу.
— Ах, ради бога, прошу вас! — не выдержала Люси. — Кто бы вы ни были, не разлучайте нас! Вы же не знаете...
Тут она замолчала, поймав взгляд Каспиана. Она поняла, что даже теперь он не хочет, чтобы узнали, кто он такой.
— Так и быть, — согласился вельможа. — Даю сто пятьдесят и ни гроша больше... И мне очень жаль, малышка, что я не могу купить вас всех. Отвяжи моего мальчика, Пуг. И смотри у меня, обращайся получше с остальными, пока они будут у тебя, иначе тебе несдобровать.
— Конечно, как же иначе? Кто среди нас, живущих этим ремеслом, может сказать, что он лучший семьянин, чем я? Никто! А с ними я буду обращаться, как с родными деточками!
— Ну, этому я могу поверить, — хмуро буркнул покупатель.
Настал ужасный миг, когда Каспиана разлучили с друзьями, и
вряд ли его утешило даже то, что ему развязали руки. Новый хозяин сказал:
— Иди за мною, мальчик!
Люси разрыдалась. Эдмунд старался держаться, однако и он выглядел совершенно убитым. Но Каспиан, обернувшись к ним, сказал:
— Мужайтесь. Я уверен, в конце концов все так или иначе уладится. А пока — до свидания.
— Ну-ну, барышня, — уговаривал Пуг. — Зачем же так расстраиваться? Из-за слез ваше личико к завтрашнему базару совсем подурнеет. Вы ведь хорошая, умная девочка и должны понимать, что пока с вами ничего плохого не приключилось. Во всяком случае, такого, из-за чего стоило бы плакать. Вы же не хотите, чтобы вам было из-за чего плакать по-настоящему?
Под эти уговоры они спускались к баркасу. Их отвезли на пиратский корабль и поместили внизу, в длинном узком трюме, где томилось много несчастных пленников. Вы уже, наверно, поняли, что Пуг был пиратом и как раз возвращался после очередного “круиза” меж островов, где хватал всех, кто не мог оказать ему сопротивления. Ни с кем из пленных детям поговорить не удалось — большей частью они были с Гальмы или Теребинтов и нарнианского языка не знали. Эдмунд и Люси сидели рядышком на соломе, гадали, что сейчас с Каспианом, и совсем не слушали Юстаса, который опять нес всякую чушь. По его мнению, выходило, что в случившемся, конечно, виноваты все, кроме него самого.
Каспиан проводил это время намного интереснее и полезнее. Человек, который его купил, повел мальчика вниз по маленькому переулку между деревенскими домами. Когда вскоре они оказались за деревней, в открытом поле, хозяин остановился и обернулся к Каспиану.
— Не бойся меня, мальчик, — сказал он. — Я буду хорошо обращаться с тобой. Я купил тебя потому, что твое лицо напомнило мне другого мальчика.
— Могу ли я спросить вас, милорд, кого именно?