Он приподнял голову. Рокот барабана сразу пропал, зато снова зазвучала музыка, на этот раз и ближе, и яснее. Похоже, играли на флейтах. Он увидел, 4to Стародум тоже сел и пристально смотрит в сторону леса. Наверно, Каспиан проспал намного дольше, чем ему казалось, потому что на небе уже ярко светила луна. А музыка играла все ближе и ближе. Теперь уже можно было ясно различить мелодию, привольную, дикую и навевающую странные грезы.
Потом к музыке присоединилось ритмичное притопывание множества легких ног. И вот из леса на свет вышли, пританцовывая, те самые существа, увидеть которых Каспиан мечтал, как ему казалось, всю жизнь. Ростом они были чуть выше гномов, зато стройнее и грациознее. На курчавых головках выступали маленькие рожки, кожа их тел белела в лунном свете, а ноги были, как у коз...
— Фавны! — вскакивая, крикнул Каспиан.
Через минуту он стоял уже в окружении этих сказочных существ.
Потребовалось совсем немного времени, чтобы объяснить им положение вещей. Они сразу, без лишних расспросов и сомнений, согласились признать Каспиана своим королем. И он, еще не успев как следует понять, что происходит, уже закружился в их хороводе. Трумпкин, не раздумывая, последовал его примеру и начал выделывать те же танцевальные движения, что и они, только все получалось у него грубее, тяжелее и резче. Даже Стародум принялся подскакивать и подпрыгивать, насколько ему позволяли телосложение и возраст. Лишь Никабрик не тронулся с места и молча наблюдал за танцем. А фавны кружились и подпрыгивали вокруг Каспиана, подыгрывая себе на камышовых дудочках. На него глядели их странные лица, которые казались одновременно и веселыми, и печальными. Здесь были двенадцать фавнов — все, кого сумела разыскать и прислать сюда Типитапи: Ментиус, Обентиус, Думнус, Волунс, Вольтинус, Гирбиус, Нимениус, Навсус, Оскунс...
Проснувшись на следующее утро, Каспиан спросил себя, не привиделось ли все это ему во сне. Но он увидел, что вся трава вокруг него еще хранит следы маленьких копыт...
Луг, на котором они повстречали фавнов, разумеется, и был Лужайкой для Танцев. Каспиан и его друзья оставались там до той самой ночи, на которую был назначен Великий Совет. Они спали под звездным небом, пили ключевую воду из родника, питались орехами и плодами деревьев.
Все это было странно, непривычно и, честно говоря, довольно трудно после той жизни, к которой привык Каспиан: к комнатам в замке, увешанным гобеленами и устланным мягкими коврами, постелям с пуховыми перинами и шелковыми простынями, обедам, подаваемым на золотых и серебряных блюдах, прислуге, готовой явиться по первому зову и выполнить любой приказ. Но никогда он не был так счастлив и не наслаждался так, как в эти дни. Никогда он не знал такого освежающего сна, такой вкусной и необыкновенной еды... За эти дни он окреп и посвежел, а на его лице уже проступало выражение, подобающее истинному королю.
С приближением великой ночи на лужайке стали появляться его разноплеменные подданные. Они прокрадывались по одному, по двое, по трое или небольшими группами. Сердце Каспиана переполнялось радостным волнением от их приветствий. Явились все, кого они успели навестить, — Медведи Горбачи, Красные и Черные Гномы, Кроты, Барсуки, Зайцы и Ежи. Но было много и тех, кого он еще не видел — три Сатира, рыжих, как лисы, воинство Говорящих Мышей в полном составе, вооруженное до зубов и шествующее под пронзительный писк своих крохотных боевых труб, несколько Сов, старый Ворон с Вороньей Скалы. Последним подошел (при этом Каспиан едва не лишился сознания) совсем еще молоденький, но зато самый взаправдашний великан — Буристон с Мертвой Горы. На спине он тащил корзину, битком набитую гномами, которые казались слегка обалдевшими. Дело в том, что все они испытывали муки морской болезни, проклинали ту минуту, когда приняли предложение великана донести их, и горько жалели, что не пошли пешком...
Но долго наслаждаться радостью Каспиану не дали — с приходом каждой новой группы на него обрушивались новые заботы. Медведи Горбачи упорно требовали сначала устроить пир, а Совет оставить на потом. Рипишиппи и его воинство запальчиво возражали, утверждая, что и Совет, и пир могут подождать, а что не терпит отлагательства — так это нападение на Мираза, которое они предлагали начать немедля, в эту же ночь, пока узурпатор, ничего не подозревая, спит у себя в замке. Типитапи и другие Белки наперебой щебетали, что не понимают, почему нельзя есть и говорить одновременно, и предлагали сию же минуту заняться тем и другим. Кроты настаивали, что прежде, чем заниматься другими делами, надо принять меры предосторожности и выкопать вокруг всей лужайки глубокий ров. Фавны считали, что, чем бы они ни занялись, начать надо обязательно с торжественного танца. Старый Ворон поддержал Медведей, заявив, что если вначале устроить Совет, то ужина придется ждать слишком долго; но перед ужином Ворон очень хотел обратиться с краткой приветственной речью ко всему собранию.
Наконец Каспиану при помощи кентавров и гномов удалось утихомирить остальных и настоять на том, чтобы сразу приступить к военному Совету.
Всех уговорили сесть большим кружком и помолчать. Удалось (с великим трудом) убедить Типитапи, что уже не надо носиться взад и вперед, пронзительно крича: “Тише! Молчите! Молчите все — с нами будет говорить король!”. Наступила тишина, и Каспиан, очень волнуясь, поднялся с места, чтобы произнести свою первую королевскую речь.