Хроники Нарнии Том 2 - Страница 63

Я пытался объяснить, какими бывают настоящие корабли. Но он до такой степени невежествен, что даже не понял, о чем я хотел ему сказать. Л. и Э., разумеется, меня не поддержали. Допускаю, что такая малявка, как Люси, может просто не понимать, в какой мы опасности, но вот Эдмунд... Он просто подлизывается к К., как и все остальные. Он называет этого К королем и все время обращается к нему не иначе как “ваше величество”. Я, конечно, сразу отказался от этого цирка и заявил, что по убеждениям я — республиканец. Каспиан лишь спросил меня, что означает это слово. Похоже, он совершеннейший невежда и не знает ничего на свете.

Я, конечно, мог бы и не говорить о том, что мне отвели самую скверную каюту, какая нашлась на этой посудине. Настоящая тюрьма! А Люси, между прочим, получила в свое распоряжение отдельную каюту на палубе. Довольно миленькая комнатка, разумеется, по сравнению со всеми остальными. Когда я поинтересовался, почему так вышло, К. сказал мне только, что Л. — девчонка, как он выразился, “леди". Я пытался втолковать ему то, что мне говорила Альберта: такие штучки лишь унижают девчонок, но К. просто тупица, до него опять ничего не дошло! Он, конечно, мог бы принять во внимание хотя бы следующее: если мне придется прожить в этой дыре хоть несколько дней, то я непременно заболею. А еще Э. убеждает меня, что я не имею никакого права ворчать: К. уступил Л. свою каюту. Как будто от этого моя становится не такой тесной и скверной! Да, чуть не забыл: тут есть какая-то тварь вроде мыши, только огромная и разговаривает. Ведет она себя вызывающе нагло. Остальные, если им это нравится, могут, конечно, спускать ей все ее выходки, но, если она посмеет еще раз обойтись так со мной, я накручу ей хвост. Еда здесь, разумеется, просто отвратительная."

Столкновение между Юстасом и Рипишиппи произошло даже скорее, чем можно было ожидать, зная характер обоих. На следующий день, во время обеда, когда все сидели за столом в ожидании первого блюда (как вы понимаете, на море разыгрывается отменный аппетит), в каюту ворвался Юстас и, размахивая руками, будто отгонял пчел, громко закричал:

— Эта подлая тварь сейчас меня чуть не убила! Я требую, чтобы ее держали под замком! А на вас я все-таки подам жалобу в суд, Каспиан! Подам, если вы ее немедленно не уничтожите! Я требую этого!

Тут его нагнал Рипишиппи. В лапе его сверкала обнаженная шпага, усики свирепо топорщились, тем не менее он был учтив, как обычно.

— Прошу прощения у присутствующих, — сказал он с поклоном, — особенно у вашего величества, за то, что позволил себе предстать перед вами в столь неподобающем виде. Если б я знал, что он вздумает искать убежище именно здесь, я предпочел бы выбрать более удобное время для его наказания.

— Что у вас приключилось? — спросил с досадой Эдмунд.

Произошло вот что. Рипишиппи, которому все время казалось, что корабль плывет на восток не так быстро, как следовало бы, любил устраиваться возле головы дракона на фальшборте и смотреть вдаль, как бы пытаясь заглянуть за горизонт. Он сидел так по много часов подряд, тихонько чирикая тоненьким голоском песенку, которую пела над его колыбелью дриада. Как бы ни качало корабль, он поразительно легко сохранял равновесие и никогда ни за что не держался, благодаря своему длинному хвосту, который свешивался вниз. Все на корабле давно свыклись с этой его привычкой, более того, морякам это даже нравилось; они могли поболтать с Рипишиппи во время своей долгой и довольно скучной вахты на посту впередсмотрящего.

И надо же было так случиться, что, когда Рипишиппи сидел и мечтательно чирикал свою песенку, Юстас, слонявшийся без дела по палубе, вдруг поскользнулся, зашатался и при очередном толчке пролетел по палубе до самого, полубака. Как это случилось, он и сам толком не знал, скорее всего, просто еще не научился твердо держаться на ногах во время качки. И никто не знает, что в тот злополучный час вывело его на палубу — то ли он надеялся увидеть землю, то ли хотел потолкаться у камбуза: не найдется ли там чего-нибудь повкуснее, чем обычная корабельная еда). Тем не менее стоило ему, встав на ноги, увидеть перед собой длинный хвост, свисающий до самой палубы и, надо признать, очень соблазнительный для любого мальчишки, он вмиг забыл, зачем вышел наверх. Сейчас он чувствовал только одно — будет дивная потеха, если схватить этот хвост, несколько раз крутануть Рипишиппи, как камешек, привязанный на веревочке, а потом отпустить, отбежать в сторонку и вволю посмеяться над ошарашенным зверьком.

Поначалу все было действительно очень забавно. Рипишиппи оказался не тяжелее обычной кошки, и Юстас в одно мгновение сдернул его с перил, а тот тупо (как показалось Юстасу) смотрел на него, раскинув все свои четыре лапы и ошеломленно раскрыв рот. Но Юстасу не повезло: Рипишиппи уже не раз на своем веку приходилось драться в самых немыслимых положениях, и он не потерял самообладания ни на миг. И боевой сноровки тоже. Конечно, было не так-то просто вытащить шпагу из ножен, когда тебя крутят в воздухе, ухватив за хвост. Но Рипишиппи сумел это сделать очень быстро, а в следующий миг Юстас почувствовал два таких болезненных укола в ладони, что поневоле разжал их. Рипишиппи же приземлился на задние лапки, подскочил, как мяч, и сразу оказался лицом к мальчишке, а какая-то острая штука, похожая на вертел, сверкнула на расстоянии всего дюйма от живота Юстаса. Медленно, очень медленно, острие надвигалось все ближе и ближе... Не следует винить Рипишиппи в том, что он собирался ударить Юстаса “ниже пояса”, даже самая высокая нарнианская Мышь не могла бы дотянуться своей шпагой выше...