— Знаешь, о чем я думаю? — спросил Эдмунд. — Не обидно ли видеть нарнианский корабль и знать, что попасть на него нельзя?
— Но мы можем на него смотреть, — возразила Люси. — А это все-таки лучше, чем ничего. Это же самый настоящий нарнианский корабль!
— Все еще играем в детские игры? — послышался противный ехидный голос.
И Юстас Кларенс, шпионивший за дверью, ухмыляясь, вошел в комнату.
В прошлом году он гостил у Певенси и ухитрился подслушать, как дети говорили о Нарнии, и теперь он с наслаждением дразнил их, то и дело напоминая об этом. Юстас, разумеется, считал, что Нарния — выдумка,1 а так как сам он был начисто лишен воображения и не мог придумать ничего подобного, то выдумка казалась ему глупой и смешной.
— А мы тебя сюда не звали, — резко, и даже грубо, сказал Эдмунд.
— Я зашел посоветоваться. Понимаете, я сочиняю шуточное стихотворение, и там есть такие строчки:
Малявки, что играют в свою Нарнию,
Становятся отпетыми болванами...
Как, по-вашему, получилось?
— Если тебя интересует мое мнение, — сказала Люси, — то Нарния и болваны никак не рифмуются.
— Зато здесь есть очень глубокий ассонанс, — важно заявил Юстас.
— Смотри, не вздумай спрашивать у него, что означает это идиотское слово, — сказал Эдмунд Люси, будто Юстаса тут и не было. — Он только этого вопроса и дожидается. А если с ним не разговаривать, то он может, наконец, догадается, что ему лучше бы уйти отсюда.
Любой другой мальчишка, встретив подобный прием, разумеется, обиделся бы и сразу ушел или вспылил и полез в драку. Но Юстас не сделал ни того, ни другого, а продолжал, глупо ухмыляясь, слоняться по комнате. Люси и Эдмунд молчали и не глядели на него. Немного погодя Юстас заговорил опять:
— Как вам нравится эта картина?
— Ради бога, не отвечай, — предупредил Эдмунд, — а то он воспользуется случаем и заведет свои разговорчики об искусстве и прочем.
Но Люси была очень вежливой и правдивой девочкой и считала, что на вопросы все-таки нужно отвечать.
— Мне нравится. Очень, — сказала она.
— Но это же дрянная, примитивная мазня, — хмыкнул Юстас.
— Не хочешь смотреть — уходи отсюда, — посоветовал Эдмунд.
— Ну что тебе в ней так понравилось? — продолжал приставать Юстас.
— Все, — ответила Люси. — Нарисовано так, что чувствуешь — корабль этот действительно плывет. Он так и движется навстречу тебе. Смотришь на воду и кажется, что она действительно мокрая. И волны такие, что видишь, как они ходят вверх и вниз: то поднимаются, то опускаются...
Разумеется, заводя этот разговор, Юстас заранее продумал свой ответ и уже открыл было рот, чтобы раскритиковать манеру изображения волн. Но, взглянув на картину, Юстас вдруг увидел, что они действительно поднимаются и опускаются. Надо сказать, что ему лишь раз пришлось плавать по морю на корабле (вместе с родителями до острова Уайт), и оказалось, что он очень подвержен морской болезни. И теперь он вдруг почувствовал, что при виде нарисованных волн на него накатывает тошнота. Юстас весь позеленел, но все-таки попытался взглянуть на волны еще раз. В этот миг все трое застыли на месте, приоткрыв рты и уставившись на картину.
Наверно, вы не поверите тому, что я попробую сейчас описать... Ведь ребята не верили даже собственным глазам. На картине все задвигалось! Причем на кино это совсем не походило. Цвета были яркие и чистые, какими они бывают только в жизни и никогда не получаются на экране. Вот корабль соскальзывает с гребня волны и вновь взмывает вверх, разворачивая веера брызг; совсем исчезает за волной, но опять подхватывает его набежавший вал — да так высоко, что на миг становятся видны драконий хвост на корме и капитанский мостик, но они тут же исчезают: налетает новая волна и корабль вновь летит вместе с ней, гордо неся свою драконью голову...
Вдруг учебник, лежавший на кровати рядом с Эдмундом, захлопал страницами, взлетел и поплыл по воздуху прямо к картине. И Люси почувствовала, что ее волосы вьются вокруг лица, летят по ветру... как бывает на улице в ветреный день. Но этот ветер дул не из окна, а с картины! Неожиданно в комнату ворвались звуки: ропот и шлепанье волн о борт корабля, плеск воды, стекающей с бортов, поскрипывание снастей. А еще был воздух — соленый и влажный, с запахами водорослей... Настоящий морской воздух! Люси глубоко вздохнула и окончательно убедилась, что все это не сон.
— Эй, вы, кончайте! — донесся сквозь гул и свист ветра голос Юстаса, визгливый от страха и недовольства. — Это все ваши глупые фокусы! Перестаньте, а то пожалуюсь Альберте!.. Ой!
Люси и Эдмунд уже немножко привыкли к приключениям, но в тот миг, как заойкал Юстас, они тоже крикнули “ой!”, потому что залп холодных соленых брызг, вырвавшись из рамы, окатил их с головы до ног и так шлепнул прямо в лицо, что перехватило дыхание. Они мгновенно промокли насквозь.
— Сейчас я разобью эту мерзкую штуку! — заорал Юстас.
И тут все смешалось. Юстас кинулся к картине. Эдмунд, который понимал кое-что в волшебных приключениях, бросился за ним и закричал:
— Эй, ты, осторожнее! Не валяй дурака!
Люси ухватилась за Юстаса с другой стороны и вдруг почувствовала, что ее тащит вперед с силой, которой она не ожидала у этого тщедушного мальчишки. В этот момент и случилось: то ли они стали меньше, то ли картина увеличилась в размерах. Юстас как раз подпрыгнул вверх, чтобы стащить картину со стены, но, сам не зная как, оказался стоящим на раме. Перед ним было не стекло, а самое настоящее море; волны и ветер обрушились на раму, как будто это была скала. Он совсем потерял голову и намертво вцепился в Эдмунда и Люси — они вспрыгнули на раму вслед за ним и теперь стояли рядом. Какую-то секунду они кричали и тащили его назад от края, и когда им уже казалось, что они устоят, из-за рамы вздыбилась синяя пенная волна, накатила на них, завертела, сбила с ног и потащила за собой в море. Отчаянно закричал Юстас и тут же замолчал, хлебнув соленой морской воды.