Хроники Нарнии Том 2 - Страница 109

К оглавлению

109

Так вот, разойдитесь по острову и не мешайте лорду Дриниану составить список. Через полчаса имена, которые сочтет нужным включить туда лорд Дриниан, должны быть у меня. Тогда я поговорю с каждым, кто будет там назван.

Наступило несколько испуганное молчание, а потом все моряки встали, поклонились королю и пошли кто куда. Но вскоре они начали сбиваться в небольшие кучки и что-то оживленно обсуждать, отчаянно жестикулируя.

— Теперь пора заняться лордом Рупом, — решил Каспиан.

Повернувшись к столу, они увидели, что лорд Руп уже сидит там.

Он подошел совершенно незаметно и молчал, пока споры были в самом разгаре, а потом сел рядом с лордом Аргозом. Дочь Раманду помогала ему удобнее устроиться среди подушек, а позади стоял сам старец, возложив обе руки на седую голову Рупа. Даже при ярком солнечном свете было видно нежное серебристое сияние, исходившее от ладоней Звезды. И вот на изможденном лице Рупа появилась слабая улыбка. Он протянул одну руку Люси, другую Каспиану, и какое-то мгновение казалось, что он хочет что-то сказать. Потом его улыбка стала еще светлее, как будто он только что услышал какую- то радостную весть, с уст слетел протяжный вздох полного удовлетворения, голова поникла на грудь, и он уснул.

— Бедный Руп, — сказала Люси. — рада, что он сможет отдохнуть. Ему, наверно, пришлось очень тяжело...

— Давай лучше не будем думать об этом, — поежился Юстас.

Тем временем речь Каспиана, возможно, подкрепленная неким волшебством, разлитым в воздухе острова, произвела именно то действие, на которое он рассчитывал. Почти все моряки, которые до этого мечтали поскорее попасть домой и больше всего на свете боялись, как бы им не пришлось плыть дальше на восток, вдруг поняли — оказывается, бояться надо не того, что заставят плыть дальше, а того, что их оставят здесь! Поэтому еще задолго до истечения назначенного получаса почти все члены экипажа ходили за Дринианом и Ринсом как приклеенные (так это называлось у нас в школе), и каждый умолял не забыть про него и дать ему хороший отзыв.

Вскоре выяснилось, что осталось лишь трое таких, кто ни за что не хотел плыть дальше. Увидев, что остаются в меньшинстве, эти трое развили бурную агитацию, убеждая остальных никуда не плыть и провести время на острове. Но так как репутация у этих троих была довольно неважная, то результат уговоров был противоположным тому, чего они добивались. Наконец оказалось, что остаться на острове хочет лишь один. И этот один, сообразив, что ему придется пробыть на острове невесть сколько времени в полном одиночестве, тоже передумал и принялся упрашивать, чтобы и его взяли на Край Света.

Когда истекли полчаса, все они вернулись к Столу Аслана. Моряки сгрудились у дальнего конца Стола, а Дриниан и Рине направились к Каспиану, сели с ним рядом и дали полный отчет о том, что произошло за эти полчаса. Каспиан решил взять с собой всех, кроме того моряка, который передумал остаться в самый последний момент. Звали его Питтенкрим. Все то время, пока его спутники плыли к Краю Света и назад, он провел на Острове Звезды и горько сожалел об этом. Правда, он был там не совсем один, но беседы с Раманду и его дочерью не доставляли матросу никакой радости и казались ему скорее непосильной работой (равно как и им), а при виде четырех спящих лордов его брала оторопь.

Вдобавок почти каждый день на острове шел дождь, и он не знал, куда себя девать. Хотя каждую ночь на столе появлялось великолепное угощение, какого в Нарнии не видывали и на королевских пирах, даже это не доставляло ему никакого удовольствия. Ведь есть ему приходилось за столом, в дальнем конце которого неизменно восседали четверо спящих. Он торопливо ел, хватая первое, что попалось под руку, не чувствуя вкуса пищи. При каждом случайном взгляде в ту сторону волосы на голове у него становились дыбом, а по спине пробегал озноб.

Он никак не мог дождаться возвращения “Утренней зари”, а когда она вернулась, его положение стало вконец невыносимым. Он слушал рассказы моряков о пережитых приключениях, их разговоры о том, как они распорядятся вознаграждением за плавание к Краю Света, и чувствовал себя последним неудачником. Питтенкриму было страшно даже подумать, что с ним будет, когда они вернутся в Нарнию.

Кончилось тем, что во время стоянки на Уединенных Островах он сбежал с судна, но не выдержав долго и там, перебрался при первой возможности в Калормен. Там он и жил до конца своих дней, рассказывая о самых невероятных приключениях, которые пришлось ему пережить во время плавания на Край Света. Все верили его россказням, а под конец и сам он в них уверовал. Так что можно сказать, что в известном смысле и он нашел свое счастье. Вот только совершенно не мог переносить мышей...

Но тогда, в ночь перед отплытием, все путешественники досыта ели и пили за огромным Столом среди колонн. Стол действительно оказался вновь накрытым после захода солнца. Потом все вернулись на корабль, и в тот самый миг, когда на остров снова прилетели белые птицы, “Утренняя заря” взяла курс на восток.

Перед тем, как покинуть остров, Каспиан сердечно попрощался с Раманду, а потом обратился к его дочери:

— Госпожа моя, надеюсь, что, когда мне удастся развеять чары, я смогу еще раз побеседовать с вами.

Дочь Раманду, посмотрев на него, не сказала ни слова в ответ, только смущенно улыбнулась.


Глава пятнадцатая
ЧУДЕСА КРАЙНИХ МОРЕЙ


Едва отчалив от Острова Раманду и выйдя в открытое море, наши путешественники почувствовали, что действительно плывут у предела мира. Все совершенно преобразилось, и они сами тоже. Во-первых, оказалось, что теперь они намного меньше нуждаются в сне. Никому почти не хотелось ни есть, ни спать, ни разговаривать, а если и приходилось что-то сказать, то старались говорить как можно тише. Во-вторых, совсем другим стал свет. Его вдруг стало слишком много. Солнце, восходя утром, казалось вдвое, а то и втрое больше обычного. И каждое утро над головами у них сплошной пеленой летели птицы, направляясь в сторону Острова Раманду, и человеческими голосами пели песню на неведомом языке. Некоторое время спустя, съев свой завтрак на Столе Аслана, они возвращались, теперь уже без песни, и стремительно исчезали на востоке, словно влетая прямо в пылающее солнце. И всякий раз, глядя на них, Люси испытывала странное чувство, какого никогда не знала прежде и не могла выразить словами.

109